[html]<style>
.gradient-text {
    font-family: yeseva one;
    font-size: 12px;
    text-transform: uppercase;
    background: linear-gradient(45deg, #571d1d 33%, #a37373 66%, #c89c9c);
    -webkit-background-clip: text;
    -webkit-text-fill-color: transparent;
    color: #490b0b;
    display: table;
    margin: 20px auto;
}</style>
<div class="gradient-text"><b><center>х   х   х   х   х</center><br><br>
расскажи мне о смерти, мой маленький принц</b></div>[/html]

се лянь вдыхает воздух слишком резко — он чувствует, как кислород обжигает его легкие, как они сокращаются и пытаются вытолкнуть все это наружу. се ляню кажется, что он вот-вот задохнется, упадет в воду и утонет, никогда больше не вернется. се лянь умирал, ему не страшно — он помнит, как однажды его затоптали люди, как его пронзили мечом. . . иногда ему кажется, что умирал он слишком много. умирал, возвращался, отряхивался и шел дальше, поднимая голову так высоко, как только можно. у него ведь, на самом деле, нет ни единой причины так не делать. нет причины, по которой он может просто опустить руки и забить на все. се лянь все такой же чертовый робин гуд, который последнюю нитку другим отдаст.

иногда се лянь вспоминает моменты, когда он с сань ланем сидел на ступеньках в полуразрушенном храме, как они ели каштаны и се лянь еще ничего не знал о том, кто этот человек. он помнит, как му цин и фэн син ему не доверяли, как сразу же сказали о том, что с ним что-то не так. что-то не так оказалось с самим се лянем, который в своих снах все еще видит красные одеяния, слышит перезвон цепочек и улыбается. се лянь во снах вкладывает руку в чужую, идет по призрачному городу и улыбается так, словно все здесь — люди. знает, что это не так, но ничего сделать не может с собой \\ неисправимый, гребаный, оптимист. когда-нибудь ты поплатишься снова и снова, когда-нибудь кара снова настигнет тебя, заставляя содрогнуться и заскулить побитой собакой.

цзюнь у обращается к нему никак иначе, как сянлэ \\ от этого мурашками по спине пробегают воспоминания и се лянь едва-едва не спотыкается, едва-едва не падает на колени \\ нельзя ударить в грязь лицом и не важно, что итак уже всеобщее посмешище. посмешище, которое никто не смеет обсуждать в открытую — за небожителями никто не стоит, тогда как за се лянем стоит хуа чен. собиратель цветом под кровавым дождем. тот, кто надрал задницы небожителям. тот, кто считается непревзойденным \\ се лянь усмехается, прикрывает глаза и чувствует, как падает все глубже, как все сильнее вязнет в том, что никак нельзя исправить.

цзюнь у всегда был справедливым для всех [не для се ляня] и всегда смотрел на него, как на сына. он позволил ему сидеть, практически, рядом на праздновании середины осени, он кивает ему всегда мягко и никогда не перечит. он не перечил, когда се лянь спрыгнул с небес, когда бегал между людей, которые умирали. он в одиночку таскал туда-сюда облака, проливал дожди над государством юнань \\ отец сказал ему проваливать, а се лянь лишь усмехнулся и вышел, поклонившись. он понимал, что ему здесь не рады — никогда не были рады. даже ци жуну, кажется, больше были бы. вот только ци жун — бельмо на глазу государства сянлэ. с самого начала и до конца. с момента, как умерла его мать, с момента, как все пошло прахом — ци хун тоже поплатился, когда его избили, когда его притащили в лес. он поплатился, а се лянь все равно его вырвал, все равно спас его, не позволил умереть, запер во дворце.

«мой царственный брат» — се лянь сплевывает себе под ноги, смотрит на дерево и вздыхает слишком громко. ему хочется бросить все, ему все хочется прекратить в тот момент, когда люди обрушили на него свой гнев. он помнит, как все внутри превращалось в дыру. ту самую, что затягивает и не дает дышать спокойно. она образуется между пятым и шестым, когда люди кричат на него, когда их гул превышает допустимую громкость — фэнь син и му цин стоят в стороне, они ничего не делают и ничего не говорят, а се лянь не просит помощи. он понимает, что можно было бы вернуться в чертоги и просто дать государству пасть — се лянь стоит до последнего, даже когда дробит дерево, даже когда позволяет злобе взять вверх. се лянь до последнего надеется спасти всех, хотя сил у него на себя даже не хватает. се лянь — сгоревшая лампочка, потухший уголек \\ вот только никто не видит, потому что им так удобно. се лянь не винит в этом их. он никого не винит. только себя.

хуа чен остается рядом всегда и вопреки. се лянь иногда не понимает, чем он его заслужил, потому что этот демон прощает ему поджог собственного дома [и не важно, что там виноват не он], он сам крадет его из чертогов, стоит се ляню оказаться взаперти. хуа чен остается рядом, делится силой, разговаривает и защищает. он всегда поддерживает его — под руку, под колени, прижимая к себе. его серебро на коже не оставляет следов — прохлада настолько приятна, что се лянь забывает о том, что они из разных миров.

се лянь помнит мальчишку с бинтами в его храме. совершенно маленьком, совершенно не похожим не все те золотые и богатые, что были когда-то в его родной стране. се лянь помнит, как мальчишка спасался от детей [так же, как он когда-то спасал похожего], как тот менял цветок в руке глиняной и выглядел таким. . . потерянный. так выглядит собака, которую бросили хозяева. и се ляню было жаль ребёнка. никто не должен страдать, как бы нам не хотелось иначе; се лянь помнит, как мальчишка кричал о том, что ему незачем жить [се лянь иногда думает, что ему — тоже], а потом задал простой вопрос.

небожителям нельзя говорить ни с кем, кроме советников, а се лянь. . . на то он и се лянь. синяки на чужом теле заставляют вздрогнуть, а фраза звучит так глупо. фраза звучит совершенно неожиданно для него самого: живи ради меня, сделай меня смыслом своей жизни // заткнуться бы ему раньше, развернуться и уйти. не оставлять зонт, не говорить этого всего. но се лянь ставит крест на чужой судьбе [на своей давно уже].

просто живи ради меня // эти слова преследуют его до сих пор.

хуа чен живет — се лянь не сомневается в этом; на небесах слишком шумно, в чертовой сети и вовсе какой-то переполох [кажется, цинсюань снова выкинул слишком много добродетелей], но се ляню все равно. он не подбирает их. он не позволяет себе опуститься до этого, хотя прекрасно понимает, что ему было бы нужно — у него нет последователей, а фонарики, которые каждый год запускает хуа чен, заставляют сердце невольно пропускать удары. над се лянем не смеют смеяться, потому что фонариков всегда больше, чем у цзюнь у. у того, кто всегда был на первом месте, у того, кто призван быть верховным божеством.

се лянь прячет глаза в пол, пока крутит в руке красный кленовый лист, пока сидит на качелях на склоне, что снова повесил. он качается так же, как в детстве, вот только не смеется больше — у се ляня в душе дыра такая, что ее ничего не закроешь. не смоешь позор, не закроешь пластырем и зельем не спасешься. се лянь никому не позволяет оставаться подле себя — его два друга давно принадлежат не ему, он запрокидывает голову и слышит перезвон цепочек. хуа чен всегда приходит, чтобы повидаться с ним, чтобы оставить легкий поцелуй на щеке и пообещать, что никогда не отвернется \\ се лянь догадывается, что ему нужно было бы забрать те слова, что сделали его смыслом жизни мальчишки в прошлом, но он не хочет этого делать. хуа чен последний оплот перед тем, как се лянь опустится на самое дно.

нитка на пальце красная. красный — цвет хуа чена и се лянь гладит ее, когда становится страшно. он знает, что таким образом они могут знать о том, умер кто-то из них, или жив. се лянь знает это слишком хорошо, а потому не рискует своей жизнью напрасно \\ быть робин гудом утомляет слишком сильно, у се ляня иногда болит голова и он всеми фибрами чувствует, что грядет что-то нехорошее. тревога разрастается все сильнее, а губы горят поцелуями чужими, но такими желанными. се лянь не вспоминает гору, пытается не думать о том, что там произошло и происходило, лишь крепче хватается за хуа чена.

а потом жизнь заставляет разойтись по разным сторонам баррикад. снова \\ поиски ци жуна снова и снова не дают никаких результатов, внутри все горит обидой такой детской, что он не может ни с чем это сравнить. разве с тем разочарованием, когда он первый бежал сжигать храмы. а потом че лянь так теряется в своих делах, что не заглядывает тв призрачный город, не видится с хуа ченом и даже не разговаривает с ним. цзюнь у словно с цепи срывается, когда начинает его едва ли не кидать на амбразуру, когда заставляет его выполнять задание за заданием, когда выстраивает сам ему новый храм. он говорит, что хуа чен не сможет его отсюда достать, а се лянь смотрит на копию того, что был у нег опри жизни и не собирается здесь оставаться \\ он остается у кого угодно, но не у себя.

се лянь падает все глубже и глубже. он задыхается, хватает воздух и заставляет легкие двигаться хоть как-то. се лянь ничего не говорит, он старается не поддаваться тревоге, но все рушится в один момент: сначала ему запрещают видеться с хуа ченом, запрещают его искать и вообще пытаться снова наладить контакт, а потом.

се ляню говорят о том, что он больше не нужен демону \\ внутри все обрывается, но се лянь лишь улыбается уголками губ, кивает и уходит. он не позволяет себе плакать — забыл как это делается, выплакал все на могилах людей своего государства, а теперь там, где должны быть слезы — сухо. он просто думает о том, что все это — ложь. он успокаивает себя ровно до тех пор, пока не наступает ночь.

се лянь вскакивает. не просыпается, не потягивается — он едва ли не вскакивает, потому что нитка на его пальце внезапно развязывается, исчезает. внутри все сковывает холодом и он готов был спрыгнуть с кровати [вспоминает, как его всегда возвращал на нее фэнь син со словами, что он еще не одел обувь] и бежать в призрачный город. он готов на что угодно, но не на то, что увидит стражу \\ воспоминания слишком живые, он усмехается и позволяет себя проводить к цзюнь у.

— я разжалован и окажусь снова смертным? меня придавят горой? я не искал встречи и не виделся с князем. — под глазами у се ляня тени, на шее все еще проклятая канга, такая же как и на лодыжке. се лянь хочет сплюнуть, разреветься, потребовать объяснить что здесь происходит, но ему никто ничего не должен. его просто запирают, его просто заставляют уснуть. уснуть без снов, погрузиться в полную темноту и бродить в ней. они заставляют его переживать раз за разом падение собственного государства, встречу с мальчишкой, нарушение всех правил, которые только могут быть нарушены. его заставляют вспоминать.

се ляню кажется, что он утопает, что он сейчас вдохнет воду и больше не проснется.

се ляню снятся кошмары, и только одно единственное имя срывается с обескровленных губ, пока ему раз за разом дают снадобье.

— сань лан.