кричать — становится привычкой; голос давно сорван и внутри что-то неприятно печет от осознания того, что ничего сделать не можешь. хэй, наруто, как давно ты не держал голову вверх, улыбался и смеялся? как давно ты не мог сказать о том, что ты — жив? ты не ответишь на свой вопрос, потому что каждый день — как отголосок прошлого; кровь на руках заставляет тебя глотать непрошеные слезы все сильнее, захлебываться в них и тонуть в том, что называется отчаянием. хэй, наруто, борись до последнего, потому что так надо. потому что ты должен стать чертовым хокаге, которым обещал быть для всех; сердце большое, в него и плюнуть очень быстро. сердце большое, доброе, оно еще бьется, гоняет кровь по венам так некстати. ты думаешь о том, что лучше иногда просто сдохнуть, как собака — в подворотне, чтобы никто не нашел, но не получается. ты все еще живешь, все еще улыбаешься сакуре и хинате, споришь с кем-то и ходишь на могилу бывшего хокаге. ты живешь, наруто, потому что так — проще всем.

боги давно не слышат твоих пустых молитв, когда ты ночью лежишь в своей постели и не сдерживаешь то, что рвется наружу; нити внутри рвутся и держаться нет сил. ты просто позволяешь себе выплакать все, что было скоплено годами. ты понимаешь, что смысл слова предательство въедается в твою голову и сердце. ты считаешь предателем этого гребанного саске, который уходит и ничего никому не говорит, а еще ты считаешь предателями всех, кто умер; боги давно глухи к твоим молитвам, когда ночами ты смотришь на коноху и не сдерживаешь слез, потому что все возвращается на круги своя, а горло давно болит от криков в пустоту; хэй, наруто, как долго ты собираешься держать этот порочный круг, который не разбить? все вокруг сдались, а ты отравляешь себя глупой идеей, отравляешь себя глупым желанием быть для всех поддержкой, вот только кто ей станет для тебя? ты усмехаешься сам себе, обнимаешь подушку и не можешь уснуть уже который час. скоро забрезжит рассвет и ты уверен — он окраситься в алый, потому что каждую ночь кто-то жертвует собой и умирает. ради тебя, ради других, ради спокойствия.

предателей не прощают, наруто; люди уходят слишком быстро — первым пропадает саске, а за ним вереницей пропадают и остальные, уходят из твоего круга, который ты так отчаянно строил и собирал по кусочкам. ты улыбаешься всем, потому что все бывает, все в порядке, а сам ходишь по границе срыва. тебе хочется сорвать чертову глотку, потому что все это бьет по тому, что ты прятал внутри. твои родители, твоя семья — мертвы. ты их видел один раз, да и то в чертовой галлюцинации. ты улыбаешься, наруто. ты выбираешь жизнь шута, к которому серьезно не относятся, вот и получай то, что заслужил. твой круг, который ты так отчаянно строил — рассыпается, уходит из под контроля. ты думаешь о том, что саске был первым, кто пришел к тебе и, как это иронично, он первый, кто тебя покинул; отпускать людей больно, отрывать частичку себя — невозможно. ты отдаешь им все, а они берут это и уходят. молодец, наруто, предоставил себя на блюдечке с голубой каемочкой.

смех в тишине режет уши своей неправильностью. ты включаешь музыку на полную, смеешься в ночи и не замечаешь, как начинаешь плакать; молитвы давно сошли с твоих уст и ты снова — один. как тогда, в далеком детстве. вот только ты не сидишь на чертовых качелях, а просто становишься призраком — тебя снова бояться, бояться кьюби внутри тебя, а ты его обнимаешь и говоришь, что люди — не такое и дерьмо, просто они не привыкли мириться с тем, что отличается от них. твоя улыбка гаснет, а ты зажигаешь ее из последних сил; шикамару все еще плачет по ночам об асуме, а ты не можешь ничего сделать, потому что и друзьями-то не были. ты лишь кривишь губы, пытаешься заговорить с кем-либо, но все отворачиваются, шепчутся о том, что ты — монстр. ты привыкший, так почему ты раскисаешь? кьюби внутри тебя не рычит, не скалится, лишь хвостами укрывает, дает ощущение покоя, которое нигде уже не найти. ты загнан и давно растоптан чувствами, которые не подвластны никому и ничему. даже тебе. ты смеешься в темноте, пока где-то взрываются залпы салютов.

вера в тебя никогда не была сильной стороной людей, ведь так, наруто? в тебя никто не верит, тебя считают тупым дураком, который гонится за чем-то неосуществимым, а ты пытаешься доказать обратно, загадывая каждый раз желание при падающей звезде. хэй, наруто, успокой бег своего сердца — невозвращенцы так и названы, потому что не возвращаются. саске не вернется, не посмотрит на тебя и не позволит тебе еще раз коснуться его. вы — враги. коноха — не твой дом, потому что места больше нет. коноха — не предел твоих мечтаний; прощаться с кем-либо всегда тяжело, всегда непривычно, но ты как данность прими то, что с тобой никогда никого не будет; рождаясь одинокими мы и умираем таковыми. ты никогда не умрешь в объятиях того, которого так отчаянно любишь и пытаешься вернуть. в его глазах — лед тысячи океанов, а в тебе больше нет того, что называется искрой. твоя искра погасла, перестала существовать, а голос давно охрип.

костящки саднит от боли, а горло хочется просто перерезать, потому что в темноту ты кричал поверьте в меня, пожалуйста, потому что в темноте ты рыдал, выкрикивая злобное бесчувственные идиоты, я же тоже человек!. ты давно перестал молиться, потому что бог перестал тебя любить и единственным существом, верным тебе остается кьюби; в деревне скрытого листа идет дождь и грохочет гром, сотрясая небо, которое готово упасть. ты в гром кричишь пожалуйста, верьте в меня, это не так сложно!, а где-то загораются чертовы фейерверки, которые в дождь пытаются пускать. у людей там — праздник, а у тебя похороны самого себя, потому что быть никем — тяжело. костяшки саднит, потому что ты бьешь ими с размаху в стену и позволяешь себе осесть, упираясь лбом в стену, холодную; качели около академии пустовали всегда, пока ты не оказался на них — заложник той самой жизни, которая течет мимо тебя и не позволяет даже приблизиться. ты всегда смотрел на то, как дети играют, как они общаются и ходят мимо тебя — шепчутся, бояться. ты помнишь, как это оседает на стенках сознания. ты помнишь, как больно становится лишь от одного осознания — ты другой, не такой, как они. тебе нет места рядом с ними, потому что ты — изгой.

небо взрывается раскатами грома и молниями. внутри все дрожит, потому что
пожалуйста, верьте в меня слишком громко и слишком раздирающе в эту ночь пустую и одинокую.

ниточки рвутся, канаты и жгуты больше не держат весь тот груз, который оседает на плечах и придавливает к полу.