[indent] Нельзя сказать, что дело Войта приобрело неожиданный поворот, удивляя сотрудников его отдела новым приходом шакалов из отдела внутреннего расследования. Скорее даже наоборот, было довольно понятным, что коллеги заинтересуются главой вновь после того, как напавшего на его внука обнаруживают мертвым. Ни я, ни Холстед дураками не были. Кажется, стоило один раз взглянуть на сержанта, чтобы заиметь подозрения в его участии этого убийства, однако… Что сам я думал по этому поводу? Я не стенал из-за сокрушительности преступления, не шел вразрез со своим внутренним копом. Черт, кажется на мгновение я даже негласно поддержал наставника за радикальность методов, но все-таки не это стало причиной того, что я решил встать на защиту Хэнка. Я был предан полиции, верил, да и верю до сих пор в систему, но не могу не признавать, что иногда она дает сбой. Как и любая другая. С этим я согласен не был. Моя внутренняя жажда справедливости была сильнее правильного поведения со стороны закона. А верность «своим» всегда шла бок о бок с безумием. Не зря что ли я подставил себя ради Антонио? Впрочем, не жалею. Повторись такая ситуация снова, я не стал бы ничего менять и с радостью подставил бы себя под удар ради спасения своего коллеги и друга. Я пошел бы на это ради любого члена своей команды, а потому ни разу не колебался, когда разговор с Джеем пошел о том, как нам поступить дальше. Расклад был ясен с самого начала, оставалось только пройти первый этап и понять, что ОВР известно об убийстве и о ролях Войта и них самих.
[indent] Мне не раз приходилось проходить через подобное. Процесс не из приятных, но мне ли привыкать? Стараясь держаться спокойно и уверенно, я присаживаюсь на твердый стул перед серьезного вида леди, и устраиваюсь на нем настолько расслабленно, насколько это возможно. Благо, эти двое появились в нашем отделе и на нашей территории, и каждый сантиметр рабочего пространства словно бы вселял уверенность в работоспособность затеи. Никто больше не попадает под удар, только двое нас, оказавшиеся первыми на месте преступления, и спокойствие остальных коллег добавляет мне чуточку самоуверенности, ни лишая рассудка, ни даря чувство неуязвимости.
[indent] - Офицер Рузек, Роберт Рузек ведь ваш отец? – низкорослая, крупноватого телосложения женщина с густыми каштановыми волосами переводит взгляд с папки на меня, моментально считывая мою реакцию, словно губка, впитывающая влагу. Не меняясь в лице, выдерживаю карий взгляд и отвечаю спустя пару секунд. – Так точно, мэм, - выбирая деловую форму общения, стараюсь не выделываться, не строить из себя мальчишку или подлизу, демонстрируя уважение и настойчивую холодность. – Его ведь обвинили в превышении полномочий. Лишили пенсии, полицейского звания и всех наград… - удар ниже пояса мог бы подействовать на того, кто не ожидал бы похожего хода, но я ни разу не удивился. – Да, мэм. Это я его сдал, - дергаю уголками губ, выражая отсутствие сожаления по этому вопросу. – Мой отец перешел черту и понес за это наказание. Но я не вижу связи между Бобом и Войтом, - пожимаю плечами, ощущая, как теряю терпение с этим цирком шапито, который устроила мне сержант Никс. – Один член вашей семьи уже оказался преступником. Вы же не хотите, чтобы Войт потащил и вас за собой на дно этой ямы, - да, следовало ожидать, что она так вывернет. Вытягиваю вперед ноги, делая вид, что не имею понятия, к чему вообще ведет женщина, сидящая напротив меня. – Я уже говорил вам, что не знаю ничего, что помогло бы вам копать под Хэнка и дальше. Ему незачем меня тянуть, я уверен, вы ошибаетесь на его счет. – Слова кажутся подобранными случайно, однако это не совсем так. Мне приходится извращаться, чтобы не дать прямого свидетельствования против виновности главы отдела и самому не попасться на игру слов. – Слушайте, я не знаю, что еще добавить. У нас сейчас полно работы, мы не сидим без дела. Есть два висяка, которые мы должны закрыть до возвращения Войта, так что... У вас остались еще вопросы? Если нет, дайте нам возможность помочь этому городу так же, как хотите помочь ему вы, - в последнюю фразу вкладывается капля фальшивой лести, в которую не верю ни я сам, ни моя собеседница. Сержант Никс поджимает губы, стоит мне подняться на ноги и дождаться от женщины вынужденной реакции. Выходя из помещения, мы с сотрудницей департамента полиции проходим длинный коридор, оказываясь в общем зале, который облюбовал Риксон, «маринующий» Джея. Лысоватый мужчина, судя по выражению лица, тоже в восторге не пребывает, не получая от коллеги никакой нужной ему информации, но я не спешу ликовать и переглядываться с другом. Нам с Холстедом нечего скрывать – вот, что должны чувствовать эти двое, хотя надежды в то, что они просто поверят и отступят нет никакой. Но игра началась, мяч уже на поле, и мы как сотрудники двадцать первого участка только что отбили первую попытку попасть в ворота. Пока только пробную, проверяющую силу противника, но показывающую, на чьей стороне оказываются временные напарники.
[indent] - Пытались надавить на меня делом моего отца, - отвечаю брату по оружию, стоит ему задать вопрос. – У них не вышло, - пожимая плечами я подвожу итог, складывая руки на груди и играя желваками. Методы у каждого свои, безусловно, но этот ход был грубым. У них не получится сыграть на наших слабостях, хотя попытка засчитана. – Как у тебя? – верю, что Холстед придерживался изначального плана, иначе к чему было вообще все это затевать, и нисколько не сомневаюсь в исполняющем обязанности сержанта в его отсутствие. – Да уж, - недовольно цыкаю, дергая левым уголком губ. – Как думаешь, у них что-то есть? – спрашиваю я старшего, переводя на него свой взгляд, и киваю, стоит Джею подтвердить мои опасения. – Думаю, пока они действовали аккуратно. Аргументы слабые, но, возможно, это сделано для отвлечения внимания или же, действительно, уточняли что-то через нас, - такая тактика тоже работает, особенно с теми, кто после первой встречи с копами считают себя неуязвимыми. Мы с напарником такими не были, но это лишь означает, что расслабляться не следует. – Думаю, для наших ребят будет лучше держаться от этого дерьма подальше. Их могут допросить, конечно, но не будем ставить их под удар, пусть ведут себя естественно, не вникая во всю эту канитель. – К тому же лишняя нервотрепка может сослужить плохую службу с делами, которые мы, правда, остались вести. – А на счет информаторов… - задумчиво почесав щетину, перебираю в уме всех тех, кто мне должен и выуживаю знакомое лицо и имя, - У меня есть один парень. Отсидел срок за мошенничество, отмывает деньги одной из банд. Он скользкий тип, но я спас его задницу от второго срока, так что с тех пор держу его на коротком поводке и не даю это забыть. Он живет как раз в том районе, где произошло убийство, и, поверь, на тех улицах не происходит ничего, в курсе чего не был бы этот парень. – Диксон всегда был довольно осторожным парнем. Строил из себя дурачка, прикидывался глухим на одно ухо, но всегда оставался в игре. Связываться  с ним по телефону было бесполезно, так как он никогда не брал трубку с неизвестных номеров и нарочито не записывал мое имя в свои контакты. – Я знаю, где его найти. Сейчас как раз вечер, не хочешь пропустить по бокалу пива? – подмигиваю, намекая другу на посещение питейного заведения, и хлопаю Холстеда по плечу.
[indent] - Эй, Ронни, как жизнь? – присаживаясь за барную стойку, сразу здороваюсь с барменом, имя которого только что подслушал. Нет, мы с ним не знакомы лично, но мое лицо вряд ли ему запомнится, ведь здесь полным-полно более примечательных отморозков. Заказываю нам с Джеем по бокалу светлого, и начинаю с коллегой непринужденную беседу на тему детских подгузников и своей чокнутой несуществующей жены. Проходит не более двадцати минут, как дверь бара открывается, впуская грузное тело с круглым носом, едва удерживающем вес больших роговых очков. Киваю напарнику, но с места не двигаюсь, позволяя Диксону занять свой высокий трон и заказать какое-то сомнительное пойло, которое всегда было в его заказе. Еще пять минут, и я киваю детективу, побуждая начать наше небольшое представление. Нужно подтолкнуть нашего информатора скрыться в уборной, а для этого нужно слегка пролить на него немного пенного и не вызвать желание сбежать сразу, как только моя физиономия окажется рядом с его лицом.

в каждом из нас есть тьма. тягучая, что патока медовая, липкая, что самая прочная клейкая основа, и горько-сладкая, что самый запретный плод. пряная. с привкусом мяты и мелиссы. она оседает на языке и нёбе, не дает даже малейшей возможности сглотнуть [и избавиться от наваждения]. тьма всегда манит ярче и существеннее, нежели свет. во тьме скрывается тайна. она щиплет, колет, будоражит. паутинка цепляется сначала за краешек одежды и по миллиметру отвоевывает пространство. завлекает. тьма всегда слаще. порой она даже приносит удовлетворение. и неважно, чем оно будет вызвано - возмездием ли, местью или элементарным человеческим эгоцентризмом [читать - сумасшествием] - главное, эффект будет достигнут. вся сила человеческого разума в том, что мы научились отличать то, что хочется от того, что нельзя. чем сильнее искушение, тем сильнее борьба с ним. говорят, бог не посылает нам того, через мы не сможем пройти [никогда не была абсолютно верующей], что борьба всегда должна заканчиваться победой, только вот он, видимо, забывает, что у каждого из нас свои пределы допустимого. свои границы, которые истончаются с каждой новой битвой [с миром, с обстоятельствами, с самим собой].

мои границы трещали по швам несколько раз, и каждый раз все заканчивалось не так как того хотела я. на восстановление каждый новый раз уходило все больше времени // нервов // антидепрессантов // сил. кукольный домик стал рубиконом. именно за теми стенами я вконец запуталась в том, что реально, а что нарисовано умелой рукой кого-то изве. стала подобно марионетке верить в то, что видят глаза, и напрочь опровергать доводы рассудка. в финале почти абсолютно разучилась балансировать на тонкой грани, называемой здравым смыслом. дрожащие пальцы, покрасневшие глаза [наполненные невыплаканными слезами], выпирающие ребра - кукла перестала быть красивой картинкой, превратившись во что-то пугающее и до хруста костей напоминающее ночной кошмар. прежняя спенсер хастингс оказалась погребена где-то глубоко под фундаментом тех чертовых стен, что стали настоящим личным адом для всех обманщиц.

в жизни каждого из нас есть такой человек, который не поддается логике, законам и принципам. и ты вроде отлично понимаешь, что нет с ним будущего // семьи // счастья. только боль [жгучая и давящая], бесконечные ночные разговоры и приступы какой-то неконтролируемой животной страсти [от которой сходишь с ума]. ты гадаешь, любовь ли это, дружба, просто привычка, впитанная в кровь. не находишь ответов, и дойдя до крайней черты непонимания - отпускаешь [в надежде все решить одним действием]. и начинаешь думать // верить, что забыла, удаляешь всё номера, смски и фотографии… чистишь телефон // плеер // ноутбук от напоминающей о прошлом информации [музыка, фильмы, просто картинки]. стараешься продолжать жить. по-другому. выстраивать кирпичик за кирпичиком новую реальность, и окрашивать ее в другие тона [в абсолютно противоположные тем, что были, когда вы были вместе]. смотришь другие фильмы, слушаешь другую музыку, ходишь по другим улицам // городам, но в какой-то момент приходит понимание, что ты все также продолжаешь бороться. отчаянно и старательно не сдавая ту крепость, что находится внутри тебя. он - как омут. этот запах еле уловимый, эти руки с тонкими пальцами, эти усталые карие глаза... и знаешь ведь, что еще чуть-чуть - и все, но тем не менее, идешь до конца, до последнего шага. пока возможности возвратиться назад уже не будет. психотерапевт говорит, что для полного излечения мне необходимо найти что-то такое, что будет служить якорем... якорем в ту жизнь, где спенсер хастингс была прежней. где не давила на плечи тяжесть темного отчаяния, горькой беды и опасности постоянных смертей. где жизнь была другой. что-то, что будет возвращать // не отпускать канаты здравости и держать на плаву. что-то, за что я захочу держаться [ведь не желая этого всегда буду противиться]. и роясь в памяти в какой-то момент поверила, что кавано может стать таким якорем [только вот понимание пришло слишком поздно, и от того налаженные устои снова зашатались].

ивонн была прекрасна в своем исполнении // появлении // цели и действии. она стала тем самым народным подорожником для правильного офицера, желающего обзавестись семьей, детьми, домом и псом [и неважно в каком порядке будут стоять эти понятия]. но в то же время для меня она стала тем самым пусковым механизмом, что запустил систему невозврата. а я слишком... любила его, чтобы доставить боль. пыталась смириться с кольцом на пальце мулатки, с будущей счастливой жизнью новоиспеченного семейства [и зареклась никогда более не пересекать наши с ним прямые. выбросить этот якорь к чертям собачьим на растерзание {пусть даже понимала, что другого не найду. была готова пожертвовать}]. хотела не думать о том, что ее появление спутало все карты. хотела, но не могла. внутри не смогла погасить уголек той темной-черной натуры, что тихим шепотом напоминала о том, что этой красивой девушки не должно быть в моей жизни. гнала это все. в кои то веки таблетки глотала по расписанию [чтобы потом не пожалеть о своих мыслях].

от комнаты веет пустотой. и холодом. в какой-то момент даже кажется, что там, за окном гораздо теплее, чем здесь. взгляд касается стен, вещей и мебели, пробегает молнией по периметру и останавливается на закрытых стеклах окна. унять дрожь в пальцах удается лишь крепче ухватившись за плотный пластик коробки с настольной игрой. - хорошо, обещаю делать это как можно реже, возвращаясь взглядом к своему собеседнику даже пытаюсь улыбнуться. не выходит. слишком напряжена. и потому, когда он уходит на кухню в поисках чашек // чая // чего-то еще, больно сжимаю одну ладонь в кулак [впиваясь острым маникюром в нежную плоть]. сумка аккуратно опускается на диван, туда же и коробка с игрой, сама же подхожу к окну, слегка замедленно пробегаю вдоль рамы [будто о чем-то думая // вспоминая] пальцами. щелчок, и створка стеклопакета впускает струю вечернего ветра внутрь. там снаружи на улице мигает фонарь, и на несколько секунд "зависаю" на этом монотонном речитативе. шаги за спиной выводят из транса, от чего слишком резко вздрагиваю.

  слишком наивно было предполагать, что визит будет ожидаемым и желанным. все же я, наверное, самый последний гость, которого тоби хотел бы увидеть. медленно прокручиваю это в голове, и от того делаю шаг назад. отступаю и даже пытаюсь построить пути "побега". выискиваю минимальное расстояние, рассчитываю углы, пытаюсь держать концентрацию [и не замечаю, что перестаю дышать]. да, надо было предупредить, узнать, или хотя бы написать, а не врываться вот так в личное пространство после потери близкого человека [коим самой стать так и не удалось]. - значит меня можно отнести к категории нежданных гостей, которых хочется быстрее спровадить. тогда зачем чай? можешь просто сказать, что занят, я пойму и уйду... не буду терзать тебя своими играми и своим присутствием, на выдохе озвучила то, чего боялась. но внутри же теплится надежда, что не скажет // не сделает этого. десять секунд прямого взгляда и потом самой не справиться, - отвести в сторону и вниз к сумке. - когда ты последний раз выходил на улицу? между прочим, там сейчас неплохая погода. немного ветрено, конечно, но ... пытаюсь завести тему ни о чем, чтобы не раздавить себя тишиной. - свежий воздух необходим организму..., последнюю фразу почти обрываю на полуслове. попытка включить былую спенсер, борющуюся за здоровый образ жизни, за правильное поведение, за разумные поступки со звоном разбивается о собственное же им противоречие. - пусть не улица, так хотя бы окно. надеюсь, ты не против?..

Времена меняются. И несут собой новые обязательства. Не всегда возложенные на нас против воли — сложно заставить меня то сотворить, чего я против буду. И всё же...Наверное, я взрослею, хоть никогда не был достаточно юн. Как и Кощей. Как и мир вокруг нас, что не становится мудрее. Лишь злее, собственным опытом руководствуясь, а смертные... Впрочем, друг мой, на заре лет когда встретились, тоже таковым был. Мечтал о силе и власти, что затмят очи всех обидчиков его, не брезговал самой чёрной и  грязной работой, и сызмальства достаточно мудр был для того, чтобы понимать — всё, что желаешь, необходимо брать силой. Я помню, когда мы встретились однажды, у реки Смородины, где ступил он на землю ту, что охранял я. Разорвать бы, сжечь пламенем лютым, а после похоронить на дне реки огненной, где ни в жизнь бы не обнаружили его тела. Да и кто бы искал? Чародей-наставник, что к магии приобщал, открывая тайны этой вселенной? Люд простой, что забыл уже давно о существовании его? Ну, бегает юнец, приказы мага известного выполняет, как подмастерье его выступает. Да вроде бы, оба зла не делают никому, к чему внимание обращать на него? Знаю, сколько  мыслей кипело тогда в голове юного Микулы — другой судьбы он жаждал, не на подмостках у мудрого старца выступать. Да только один бы позлился, да оставил эти мысли, ни духу, ни смелости не хватило изменить всё. А Кощей...
Да, пожалуй, это имя мне давно привычнее. Знал и другим, как люди вокруг называли, кем крещён был. Отдан в услужение магу, защитнику людскому, да служил тому с детства верой, да правдой. И может быть, так бы оно и продолжалось. Но коль буря в горячем сердце зародилась, так не остановить её уговорами одними. Сам чародей на опасную тропу шагнул — мальчишке рассказав о бессмертии, о бесконечном всесилии. А доступа к тому дать не собирался. К чему было бередить разум фантазиями подобными, коль к действиям подтолкнуть не хотел? Сам же в судьбе своей виновен был. Были и минуты раскаяния, и мыслей лишних, и сожалений — трудно убить того, кто с детства растил тебя, словно отец родной. Да только шанс на вечную жизнь для многих всё списывает. И друг мой, во времена те лихие, исключением не стал. Не слишком много лет прошло — не для меня уж точно. Да и ему теперь годы было не отсчитывать. Своего добился в тот раз, прошёл этот путь тернистый. И жить ему теперь столь же, сколь и мне — вечность целую. Не так уж плохо вышло, на самом деле.

Помню и встречу нашу первую, и как удивлён был, что из смертных кто-то забрался в эти земли. Я, вечный страж Царства Мёртвых, гостей к Чернобогу не пускал. Тех лишь, кто жизнь свою отдал, душе чьей суждено было пройти через переход этот. Юн тогда был тоже, сродни подростку наверное, если в человеческий возраст переводить. Но смертным быть мне никогда не приходилось, сложно было подсчитать. Однако же, не чувствовал разницы сильной, когда встретил незваного гостя у реки Смердящей, жаждущего отыскать тут то, что ему принадлежать не могло. Многое в этих землях было, за мостом, последней границей перед Чёрным Царством, да только, боялись сюда люди ступать, место своё зная. Путь найти сложно сюда было, но возможно вполне, при определённой доле хитрости, да помощи тех, кто тайны ведает, окунуться стоило в озеро поблизости, чтобы в землях моих появиться. Вот только  выхода, при том всём, не обещал никто. Шумели чёрные лебеди в волнении, когда незваный кто заявлялся сюда, за погибелью собственной. И уж конечно, никогда я в том ему отказать не мог.
Но с Кощеем, смертным тогда ещё вполне, иначе всё вышло. Сам не знаю, почему не разъярился от вторжения в собственные земли, да смерть ему не объявил. Делать нечего было особенно — герои и те сюда не стремились без особенной цели, чтобы меня одолеть. К тому же, легко потревожить Навь, да только последствиями разойдётся по царству земному. К чему люду обычному лишний раз рисковать было, да бесов заставлять злиться?
Так и разговорились в тот раз, вроде бы. Я  — от любопытства сильного, столь юный человек отчего в этот мир вторгается, ему чуждый, он — по собственным мотивам, так полагаю. Неплохо ему жилось у чародея, да только же, разве заменит старик, пусть и мудрый, но остальных всех? Пусть даже друга, одного единственного, кто поймёт все мотивы твои, да то, что на сердце болезненной раной раскрывается? Многое в голове было тогда у Микулы...имя его кажется чужеродным, хоть произносил раньше тысячи раз, но не всё вслух мог сказать ему. О помыслах своих тёмных, да о том, что жить не собирается также — точно нет. Лишил бы его маг тот знаний своих, оставив за порогом, вот и всё, чего добился бы откровенностью своей. Так что, правильно всё сделал, лишь мне открывшись, кто никогда его затей не осуждал. Напротив, помочь был готов, собственных интересов не лелея, интереса лишь ради. Ну и потому что сошлись мы с ним, как друзья добрые, несмотря на то, что характеры были несносны. Полагаю, что влияли друг на друга хорошо даже, в определённой степени. На многое я был готов, да того не делал, без влияния друга единственного. Кощей же... Только это имя его теперь. Что выбрал, то я и уважил, иначе не называю. Пленник собственных страстей, заложник желаний. Многое они для него значили. Да разве же мне то было осуждать? Не было у меня никогда и никого его ближе, чтобы заботиться хотелось. Женился недавно, вроде бы...Да там другое совсем. Главная красавица на Руси, которую иначе, как Прекрасной не называли. Конечно же, подобную упустить не мог — кому досталась бы ещё, раз не мне, в очередном напоминании, кто я есть, о чьём существовании помнить им надо? Приходили добры молодцы спасти, лелея глупость свою, да только так их кости на дне мрачной реки и остались. То мне принадлежит, чего я желаю.  А уж своё никогда не отдам.

Впрочем, всё хорошо шло, а на душе спокойно не было. Многие годы мы с Кощеем рядом были — не только плечо к плечу, о чём бы речь не шла, сборе дани с княжеств или развлечений совместных, но и в прямом смысле. Перебрался ко мне во дворец, как только с чародеем покончено было — места здесь были спокойнее для него, обучение своё продолжать, да и люди не лезли. Хорошо нам было вдвоём, интересов общих много было, места — тоже, не теснились. Простор здесь был для него, с чертями рядом, да чего только не росло. И земли не простые, горестями, кровью, да тёмной силой омытые. Жить бы тысячелетия, да не жаловаться. Да только не то в последнее время происходит, чувствую же, хоть вслух мне того не говорил. С Василисой того обсуждать не буду — мнение её меня ни в каких вопросах не интересовало, а вот с Бессмертным теперь уже поговорить стоило, пожалуй. Не делает ничего, чтобы злость мою или недоверие вызвать, да долго слишком друзьями близкими были, братьями почти, чтобы не чувствовал я нехорошего. Тоже события не торопил, встречаясь с лёгкой отстранённостью, но и самому много времени с тем разбираться не было — женился только, нужно было опробовать супругу, да к новому статусу своему привыкнуть.  Да только и об остальном всём не забывал.
— Что не так? Не приветствую даже брата названного, в зал входя. Вижу, что сидит на одном месте, да не двигается, кости чьи-то разглядывая, но вопросов лишних не задаю. В дела его магические не лез никогда, ни к чему было. Знал, что подстрахует, если вдруг проблемы какие-то возникнут, да и сам без того знает, как лучше. Так что, копаться в том всём желания не было. Не чужда была мне магия — в лебедях чёрных, что на озере безмятежно плавали, сила моя заключалась...дополнительная, на всякий случай. Не отрубить мне всех голов было, пока хоть один из них жив, да и их прикончить проблемой сложной было. Но углубленно в эту сферу не влезал — даровано природой было, а не знаниями. Не было нужды колдовать, физической силы хватало, чтобы дела свои разрешать. Являлся в истинном облике когда, того люду простому достаточно было. Что они со мной сотворить могли, недовольство демонстрируя? Не было у них сил на то. А вот Бессмертный с Василисой — другое. Колдуют постоянно, что-то делают, то себе во благо, то мне, то во зло кому. Сильно не лезу узнавать, говоря откровенно, чем занимаются. Мне жить не мешает это никак и на том спасибо.
И не было у нас с Кощеем ссор, чтобы с того начинать, да только терпение моё длинным никогда не было. Ловил на свадьбе отстранённый взгляд, да слишком натянутую улыбку, хоть был единственно важным гостем среди всех десятков. Но тогда конечно же, вопросов задавать не стал — понятное дело было, что удивлялся друг подобному повороту событий. Да и мотивов моих не понимал — коль жить могли с Прекрасной за так, к чему было на себя обязательства возлагать? Всё равно же поздравлял, громко и с чувством, всё неплохим казалось. А после, без доводов веских, показалось вдруг, что всё наперекосяк пошло. Не делает ничего плохого — всё также вместе пьём, по душам говорим, ближе друг друга никого у нас.  А чувствую всё же, словно туман между нами вклинился, за которым видения размываются. Объяснить сам  того не могу, да только ощущение, что оскорбил где Бессмертного ненароком.
Вижу, как взгляд на меня поднимает, от костей на ткани разложенных отрываясь, не понимает вроде бы даже, говорю о чём, да только вопрос мной уже задан. И ответ на него получен мною может быть только от него. Хорошо всё, так пусть так и скажет, допытывать больше не стану, ему я верю. Нет, так прямо пусть заявит, в какой момент между нами стрела вклинилась, какими мыслями разум его омрачён. Никогда не лгали друг другу, да зла не делали. Ни к чему было и дружбу нашу пылью серой покрывать.
— Странно ведёшь себя. Останавливаюсь от него неподалёку, пространства личного не нарушая, чтобы не помешать чему. Без понятия уж, чем тут занят был, пока я не явился. Несколько часов меня от силы дома не было, пока княжества навещал, а ощущение, что тучи сгустились прямо посреди замка. Василисы рядом не было — не могли поругаться. Да вроде и язык общий найти сумели, друг друга сильно не трогая.
— Если задел чем, то так и скажи. Не нравится мне подобные разговоры вести — сроду их между нами не было. Да только неопределённость душит ещё сильнее. Ощущение, что к испытаниям каким вдвоём готовились, а я его одного позади оставил. Не предал бы я брата своего. А иным его и не считал. И о том, что не сильно любитель Кощей в мысли свои кого посвящать, я тоже в курсе. Но мне-то доверять может, как никому на этом свете белом. Лучше уж сейчас выяснить, что не так, о чём мысли колобродят, чем затем отвернуться друг от друга. Нет в этом мире всём у нас никого ближе, не девицу же иль злато не поделили, на принадлежащее друг другу никогда не покушались. Не видел я упорно причин, по которым он сторониться меня в последнее время начал.

And the violence causes silence
Who are we mistaken?[indent] Нужно ли вообще говорить о том, что за последние несколько часов Клэр успела добрую сотню раз проклясть весь этот чертов город и каждого жителя в нем? Разбитые витрины и окна жилых домов, брошенные автомобили, кучи горящего мусора, ошметки человеческих тел, валявшиеся прямо на тротуарах и полчища кровожадных тварей, что некогда были вполне нормальными людьми. Не таким она представляла свое возвращение домой. Хотя, если уж на чистоту, младшая Редфилд и не приехала бы в Раккун-Сити [столь ненавистный еще с детских лет], если бы не исчезновение брата. В один прекрасный день Крис просто перестал выходить на связь, тем самым посеяв в сердце младшей сестры тревогу, что множилась и распространялась по телу, подобно смертоносному вирусу.

[indent] Не было ни малейших сомнений в том, что во всем происходящем виновата славноизвестная корпорация с весьма говорящим названием. Амбрелла и впрямь, словно зонт, накрыла город, но не защищала его, а обрекала на верную смерть. Власти, осведомленные в деятельности корпорации, отворачивались спиной, притворяясь глухонемыми слепцами. Даже те, кто клялся "служить и защищать", не сумели исполнить свой долг. Клэр собственными глазами видела то, что осталось от полицейского департамента; видела, что стало с шефом Айронсом и, по жестокой насмешке судьбы, стала карающей дланью для безумца. Пускать пулю меж глаз бездушному существу, что ведомо лишь животными инстинктами, куда проще, чем отнимать жизнь человека. Жаль только, что не пришла раньше, до того, как бедняжка Кэтрин испустила последний вздох.

[indent] А дальше... Клэр не может точно сказать, в какой именно момент в ней вновь взыграл героизм, толкая на очередной необдуманный поступок. Шансы выбраться из города и без того к нулю приравниваются, а она еще и девчонку за собой тащить решила. Разве не глупость? Возможно. Но... Бросить ребенка на растерзание изголодавшимся монстрам - значит окончательно утратить себя. И не будет тому оправдания.

[indent] - А если он нас найдет? - Глаза девочки на мокром месте, голос дрожит, а тонкие пальцы крепче сжимают ладонь рыжеволосой. Клэр невольно поджимает губы: заверить Шерри в том, что её мутировавший папочка до них не доберется, она не может, но и пугать еще больше тоже не вариант, от слова совсем.
- Даже если и так, я не позволю ему тебя забрать, - божественная уверенность, если, конечно, закрыть глаза на тот факт, что Биркин, за считанные секунды, способен разорвать её на сувениры, а уже после,  избавившись от единственного препятствия, отделяющего его от дочери, заполучить заветный кулон.

[indent] Открывая очередную дверь, Редфилд мысленно взывает ко всем богам, чтобы характерный скрип не привлек крайне нежелательное внимание. Кроме Уильяма, в комплексе полно зараженных сотрудников, которые моментально явятся на шум. Держа пистолет наготове, девушка первой проходит в кабинет и, убедившись, что он пуст, коротким кивком подзывает Шерри. Разбросанные по полу канцелярские принадлежности, разбитые пробирки и ворох рассыпавшихся документов свидетельствовали о том, что кто-то покидал это место в спешке. А вот свежие кровавые разводы на белоснежной стене и темно-алая вязкая лужа утверждали, что этому кому-то все же не удалось сбежать. Покопавшись в ящиках письменного стола, Клэр находит электронный пропуск на имя некого Томаса Уилсона. Хочется верить, что он открывает все двери, без исключения.

[indent] - Шерри, - рыжеволосая присела на корточки перед девочкой, - Ты должна послушать и сделать все, как я скажу. Оставайся здесь и не издавай ни звука, не выходи, что бы не услышала. Я найду выход и вернусь за тобой. И вот, - сняв с запястья часы, она вручает их новоиспеченной подопечной, - Следи за временем. У меня есть пятнадцать минут.

[float=left][/float] [indent] Пожалуй, юной Биркин стоит отдать должное: она не плакала, не закатывала истерик и не создавала лишних проблем. Сложно вообще представить, что ей довелось пережить до того, как Клэр нашла её, перепуганную до полусмерти, в полицейском участке.

[indent] Мерцающее аварийное освещение давит на психику, рисуя на стенах замысловатые тени и вынуждая девушку раз за разом останавливаться, в ожидании того, что сейчас из-за угла покажется очередная неведомая зверушка. Откуда-то сзади доносились приглушенные стоны и скрежет: мертвецы, заточенные в лабиринтах лаборатории также, как она, искали выход, но целью их явно было не спасение. Стараясь не задерживаться, Редфилд спешно проверяла каждую дверь, в надежде, что удача, наконец, улыбнется ей, но, вместо спуска к железнодорожной ветке, натыкается на пустые кабинеты, пока...

[indent] - Стой на месте!
Впереди показались две фигуры в спецформе. Отдавший команду, женский голос не сулил ничего хорошего. Клэр подчинилась, но пистолет не опустила. Впрочем, вряд ли они видели в ней угрозу.
- Вы еще кто такие?